Жарко стало в глазах, жгло веки, ломались брови и сходились хмуро над переносицей.
Настроение у меня было хуже некуда. Я знал, что злиться не на кого, да и в сущности же, зло не глупо, зло — пошло. Звучит в ушах как трюизм.
«Ах вы суки ебаные, все только и думаете о том, чтобы заработать бабла, ненавижу вас всех» — неслось в голове, боролось отчаянно:
— Куда зарядить? Говорите, кому башлять?
Это я спокойно скажу, и только закурив сигарету, выдам своё раздражение и какую-то уже отчаявшуюся, потерявшую всякую надежду злость. Такую злость, когда уже и устал злиться. Когда больше не стучит в висках от гнева и какой-то душащей несправедливости.
***
Я свайпнул сверху зелёное уведомление: «Ян,» — писал он, — «Ты извини, если мои слова сегодня прозвучали грубо, я не хотел тебя обидеть или испугать, и очень жалею сейчас…»
Я представил, как он ходил по комнате, нервно закуривая, набирал, стирал и снова набирал заново эти слова.
«Пусть этот разговор останется между нами, я тебя очень прошу…»
Я выдохнул, провёл по усталым глазам рукой. Если бы не Виктор, я бы, наверное, вообще свихнулся.
«Не бери в голову, всё в порядке,» — быстро написал в ответ. — « Я даже рад, что ты был со мной откровенен. Спасибо, я ценю.»
На самом деле, эта странная тревога, что я чувствовал с утра, только усилилась.
Я знал, нет, не просто знал, а был уверен, и можно было спорить на что угодно, это какой-то подвох. В них обоих.
Какая-то странная недосказанность, когда вроде делаешь вид, что откровенен, но каждый скрывает истинную цель. Я готов был поспорить, что знал эту цель.
Это я два дня назад знал, а теперь ничего не мог разобрать. Кажется, как только я приближался к разгадке, она от меня ускользала.
Ну и пусть. Плевать. Вот и всё, к чему ты должен был прийти, Ян! Истина в этом.
Каждый должен делать только лишь то, что хочет.
Засмейся, закури сигарету, дымом в лицо, в глаза, чтобы разъедало до слёз, и назад, холодной улицей под дождём, хочешь босиком… Плевал на всё и всех любил. Без дураков.