Пинтерест выдаёт мне картинки исключительно про деревни в глубинках. Рассветы, закаты, колышущиеся на ветру былинки.
Я залипаю на повторяющееся бесконечно по кругу видео: там ветки дерева качаются на фоне заката. Через листву пробивается оранжевое солнце, и блестит и расходится радугой в линзах фотоаппарата. Невыносимо прекрасно.
Я иду, почти бегу, по замёрзшему сизому Литейному, снег кружится, наверное, первый снег в этом году, такой густой, сильный, и нелепые клятвы вертятся у меня в голове: «Только бы всё было хорошо, приеду домой, будем на лыжах кататься, снег, зима, горки, ни о чём не думать, не беспокоиться...»
Кто-то передо мной поскальзывается на вечерней замёрзшей воде и, смешно взмахнув руками в тёплых мохнатых перчатках, летит на мостовую.
Я помогаю ему подняться почти машинально, но вместе с тем испытывая какое-то странное сочувствующее участие. Парень отряхивает пальто, но это бесполезно: Литейный уже растаял, и теперь мокрыми тёмными следами остался на красивой плотной ткани. «Спасибо,» — говорит он неуверенно. Я не слышу его слов, настолько поглощён своими клятвами, да и парень этот уже, кажется, совсем далеко, хотя и стоит передо мной — руку протяни, дотронешься — растерянно снимает перчатки, оглядывает пальто рассеянно, ломаются брови над тёмными расстроенными глазами.
И клятва «Зимы не будет» в этом году не сбылась, как в прошлом, значит, всё обязано быть хорошо, просто обязательно так и будет.
Извиваются следы по только что выпавшему снегу, ведут к тихим парадным, день сгорает, молочно-сизый, зажигаются в окнах нежные огни, теперь всё зима укроет, окутает снегом, ни печаль, ни тревог, только снег, снег.
В булочной улыбается продавщица, золотые зубы сверкают:
— Зима пришла! Буду тэперь каждый дэнь шубу надэвать! — говорит она с акцентом, отдаёт мне свежую булку, пахнущую домом, ещё тёплую, и я прижимаю хлеб озябшими пальцами.
Я теперь люблю зиму, всех на свете люблю, и снег, и Невский, и Лиговский, и наш Гмту... Пусть хоть коронавирус, эпидемия, Третья мировая... И всех людей на свете, что такие близкие и далёкие одновременно.
«Вечной будет моя любовь к этому миру, несмотря на вырубленные леса Сибири, несмотря на Первую, на Вторую и на приближающуюся Третью мировую, на черепах а Тихом океане, запутывающихся в полиэтилене, когда ничего живого не станет – я не стану любить его менее. <...>
Человечество – раковая опухоль на теле земли, я люблю каждую клетку этой опухоли.»