«Ещё совсем чуть-чуть,
немного поболит,
и скоро всё самое пройдёт»
Огромная жаба, тяжеленная, толстая, уселась мне на грудь, и расплылась в улыбке. Надула свои щёки, квакнула громко, отвратительно, с наслаждением. Я почему-то именно так её представил.
«Ты любишь меня и спишь с другими.
Я люблю тебя и сплю с кем попало.»
Даже смешно теперь стало от того, что строчки в стихах, написанные совсем незнакомым человеком, стали вдруг иметь отношение ко мне. К нам. Дурацкая причина. «Ты очень хороший, дело не в тебе, дело во мне, давай останемся друзьями». Все эти глупости я выслушал спокойно, даже ничего чувствуя. Только через полчаса, когда она зашла в парадное, а дверь закрылась, я вдруг понял, насколько же больно. Больно. Больно так сильно, что я думал, сердце вырвется из груди. Или я его сам выплюну. И ещё обидно. Что там за дверью стоит человек, который мне только что наяву сказал все эти глупые слова, что там человек, в которого я, страшно признаться, попрежнему так же сильно влюблён. Как и вчера, позавчера, месяц назад. А теперь она уходит и не оглядывается. Я бы мог прожечь своим сердце стальные двери парадной, за которой она скрылась, помани она меня единственным только жестом, взглядом, я бы прибежал, приполз на коленях, как цепной пёс, верный хозяину. Хозяину, который пинает тебя каждый день. Но она этого не сделала. Не позвала, не обернулась, а я так и остался стоять возле парадной, и листья самоубийцами прыгали с веток.
Я сделал гигантское усилие, чтобы не напиться давеча, а вчера одна только мысль об алкоголе вызывала тошноту.
А потом жаба вдруг лопнула. Сама. Как огромный мыльный пузырь. Я даже рассмеялся.
Мы бродили с Виктором по осеннему парку, пинали пустые бутылки и листья, и я в первый раз за последнюю неделю рассмеялся. И с груди спрыгнула огромная склизкая жаба.
И мне вдруг сделалось легко и очень чудесно. Я, наверное, понял одну из самых прекрасных истин всего человеческого. Как только ты отпускаешь обиду, ты становишься всесилен. Я ведь не раз проверял это!Почему же мне сразу не пришла в голову эта мысль?
Обиды — напрасный груз — на них ничего не купить, не обменять на хороший подарок, не укрыться от дождя, от них даже прикурить сигарету нельзя. Так зачем же я так ужасно с собой поступаю, таская эти дурацкие обиды везде за собой? Неужели оно того стОит? Конечно, нет!
Я вдруг так яростно это почувствовал, так легко и свободно вдруг стало в груди, слово ветер, свежий, осенний, вольный, дунул прямо в сердце, разжёг в нём опять пламя и тепло, вместо той тлеющей уже холодной пустоты.
Ты не победим, когда ни на кого не сердишься. Ты самый сильный человек на свете, когда обиды прощены.
В сотый раз, как заклинание, как мантру:
«Вечной будет моя любовь к этому миру, несмотря на вырубленные леса Сибири, несмотря на Первую, на Вторую и на приближающуюся Третью мировую. На черепах в Тихом океане, запутывающихся в полиэтилене, когда ничего живого не станет, я не стану любить его менее.»