Не убивай меня — я влюблён.
Я открыл учебник и попытался сосредоточиться. Было шумно, весело вокруг, но я знал, что мешает мне совсем не это. Фантазия разошлась, я уже успел вообразить себе все самые ужасные на свете вещи, и когда телефон дрогнул от уведомления, и я увидел сообщение Виктора, готов был поспорить на что угодно, что ничего хорошего он не пишет.
Что говорить, я всегда был мастером спорта по панике и тревоге. Фраза про то, что если у вас нет собаки, её не отравит сосед, чуть более чем полостью относилась ко мне. Я всегда знал, что лучше вовсе не иметь, чем потом терять, разочаровываясь.
Серый город поглощал, растворял в смутной и пасмурной, как погода, неизвестности. Купола выделялись золотым на фоне монохромного города, и что-то страшное и неизбежное таилось в этом сумрачном нерадостном блеске. Клёны в парках разукрасили город. А мне было неуютно от этой красоты. Осенние сумерки, и вовсе не злые, как писал Рыжий, я очень любил. Небо к концу дня прояснилось и облака застыли в розовой неге.
Дознулся… Я вдохнул морозный воздух, чуть не захлебнувшись им.
Я заставлял себя есть безвкусную еду, сосредотачиваться на занятиях по тактике, смотрел на себя в зеркало и видел себя в нём и не себя одновременно.
А ещё сегодня я думал, что выплюну сердце.
Она смотрела на меня и улыбалась, но я знал, что эта улыбка предназначалась не мне.
Мало, мало, всё мало. Как такое может быть?! От неё исходила какая-то зыбкая надёжность, совсем призрачная, но в то же время явная, и я не мог понять, почему я в ней так сомневался. Всё закончится очень просто, всё закончится просто ужасно. Самое страшное, что я взаправду верил в эту формулу, и всё не могло быть по-другому.
Что-то было не так. Не так. Что?
Эта мысль изводила, заставляла выворачивать наизнанку сердце, лёгкие, желудок, да вообще всё. Я не знал, почему сомневаюсь, почему не верю и, самое главное, не понимал, как это исправить.
Диалог из десятка фраз, совсем ненужных, глупых, диалог, лишённый всякого смысла. И я злился не на то, что говорить не надо, а то, что нечего сказать.
Утренний поезд выползает из тоннеля наверх, и, несмотря на солнечную погоду, так холодно, что кажется, будто настала зима. Утренний сонный поезд, сонные вагоны, и эта спящая тревожность. Я проснулся слишком рано, пары через час. Этот час я катался в метро, и катался совершенно без смысла. Просто чтобы убить время.
Блять, я заебался. Вечером в общаге, когда ребята ушли курить и никого больше не было в комнате, я сел на кровать Дозорова и почувствовал вдруг это очень остро. Я заебался.
Мне кажется, что другие лучше меня, лучше во всем. «Какое мне дело до других?» — тихо пытался противостоять голос разума, но его заглушило новое осознание. Осознание какой-то страшной непреодолимой бездны, хляби, темноты, в которую я летел, совершенно не предпринимая попыток спастись. Как во сне, когда всё становится чрезвычайно вязким, когда не можешь преодолеть притяжение, а движения все скованы и неловки, так же и сейчас я чувствовал, будто передвигаюсь в каком-то дрожащем киселе. Передвигаюсь не совсем туда, куда нужно, но я и сам не особо понимаю, куда идти.
А ведь сердце должно срываться с цепей и выпрыгивать из груди.
Бля, дознулся…
Пожалуйста, не убивай меня — я влюблён.