Февраль и в правду оказался коротким, пронёсся стремительно, мелькнув серебряным снегом, звякнув трамваем на повороте. И завершился той самой грохочущей слякотью. Последние два или три дня по городу можно было только скользить. Снег за эти дни осел и спрессовался, стал чёрным, да и вообще сугробы уменьшились. Ещё в начале месяца это всё казалось невозможным, будто снег будет идти вечно, а сегодня уже полчаса до весны осталось. Да. И полчаса до весны, и уходящий трамвай, и всё вокруг заволновалось в ожидании прихода первого весеннего месяца. Весны слуга — месяц март. Чернеющие улицы катятся, гремя от холода, плывут, захлёбываясь поверху, по мостам, пригородные поезда и городские электрички, а с Балтики задувает, и холодно, всем холодно. Но есть и что-то прекрасное в начале весны. Я иду по утреннему Петербургу, мы ещё с тобой не держались за руки, не целовались даже, но когда-нибудь точно начнём. На мне самая модная рубашка, и аромат Лакоста будет отчётливо слышен, если ты вдруг захочешь обнять меня. А ты обязательно захочешь.
Сегодня ночь — весенняя, и завтра утром первый весенний рассвет, а я снова никуда не успел. И снова трамвай промелькнёт за углом, уходя, мне пешком возвращаться к дому, по безлюдным проспектам, до спальных районов, где дворы-колодцы распахнули свои объятия, где дома стоят плотно, будто укрываясь от внешнего мира, словно не хотят посвящать в свою тайну. А тайна такая: завтра весна. По всем раскладам.
«говорят, что скоро весна, — врут.
сигарета падает на пол — искр салют.»
И вдруг жаль почему-то стало расставаться с зимой, жаль заснеженных улиц, тёмных ранних вечеров, будто снова что-то не успел. Да нет, всё ерунда. И без зимы можно привыкнуть, и без морозов, всё по-другому должно быть. Как?
«И до самого допоздна,
в е с н а . . .»