«Звук малой интенсивности вызывает тошноту и звон в ушах. У человека ухудшается зрение, повышается температура, появляется дикий страх. Звук средней интенсивности расстраивает органы пищеварения, поражает мозг, вызывает паралич, общую слабость, а порой и слепоту. Самый мощный инфразвук способен остановить сердце. При определённой настройке боевая звуковая пушка разрывает внутренние органы человека.»
Без году неделя. Или наоборот.
А будто и не было ничего. Будто приснилось, и даже не в кошмаре, а в обычной такой утренней дымке, промелькнуло, почудилось, исчезло. И я открыл глаза. «Утро. Вторник. Февраль.»
И даже не было грустно или уныло, и печально тоже не было. Словно сразу осветила всё память, всё, что было и не было, что не было, но должно было случиться, исправила, затёрла, оставив лоскутки, мгновения, секунды. И нечего говорить, такая тишина повисла, словно никогда не было никого, и ты ещё не родился.
А осень... что за осень стояла, ходила по разноцветным дворам, купалась в реке в разводах бензина, плыла корабликами-листьями по течению и тонула в шуме проспектов. Как выкрасили город клёны, оранжевые, жёлтые, персиковые, лимонные... Сочные, словно впитали в себя все лучи солнца за весну и лето и теперь источали свет в дворы-колодцы. И тихо танцевала осень, разбросав по улицам дождинки и, в каждой капельке отражаясь своим колдовским великолепием.
И я был тоже там, посреди этого карнавала и шумного вихря, и это было правдой, настоящей правдой, а не вздором, как всё, что оставалось за нами. И дальше, дальше уходили дороги вперёд, им ещё далеко виться, загибаться полотнами, лентами к горизонту, закату, наискось и прямо. И чем дальше, тем больше и бесконечней твои объятия, глаза с тёмными кольцами в холодной дымке промозглого парка, плечи и на плечах — шаль, улетающая под хриплую пластинку из окон. И мы с тобой. Под фонарём неярким.