Да мне наплавать на твоего Борю, плевать на его слова, двадцать тысяч раз плевать. Шершавым кошачьим языком щекочется досада, и мне саднит где-то в районе солнечного сплетения. Я переворачиваюсь на спину и всё равно продолжаю его слышать. Пульс. Один, два, три, четыре... Ненавижу слышать это биение. Что-то отвратительно страшное и злое таится в этих волновых ударах.
Меня это раздражает.
Я сдаю долги. Делаю ебаные уроки. Рисую карту и наношу тактическую обстановку.
И ещё. Я завидую. Я завидую счастью, ведь моему как обычно выше этажом, как всегда оно просто смотрит в мою сторону и стоит лишь мне поверить, что оно наконец-то увидело, заметило, стоит робкой и несмелой улыбке зародиться ещё где-то на уровне импульса в голове, в мозге, и ... снова. Не подходи к дверям, раз сказали сидеть в комнате, можно подумать, что там за дверями есть счастье и кто-то думает, что по-настоящему его нашёл. Не суррогат, не странный полуфабрикат, не отвратительный сгнивший свёрток, бракованный ещё на заводе.
Не подходи к дверям, лучше сиди здесь, закройся ещё плотней. Шторы, занавески, окна с дурацкими некрасивыми рамами. Они когда скрипят, будто извиняются за свою уродливость и посерелость. Будто хотят ещё снова стать белоснежными. И начинает по кругу эта канитель: когда деревья были большими, когда трава – зелёной, родной посёлок – целым миром, а вселенная — правда Вселенной. Доброй, с планами сделать всех вокруг счастливыми.
Блять, графоманство
Вскройся
Так вот, а когда канитель заканчивается, выяснятся, что мы никуда не приехали. Гнали, гнали, вокруг всё мельтешило и менялось, какая-то пылищам перед глазами, а потом закончилась плёнка. И надо склеить кусочек из новой бабины. Ну и всё. Пиздарики.
Тогда я зажмуриваюсь и не открываю глаза.
Меня уже тошнит от анкет в пабликах знакомств, а я всё рано листаю и просматриваю по сто штук в день. До одури. Даже те, которые видел. Ещё разок. Будто это что-то меняет, будто вдруг где-то там, на другом конце города, страны, полушария моё маленькое не суррогатное счастье. Которому не мимо этажом. Которому в мою комнату. Мне страшно. «Счастья не надо бояться.» Я — боюсь.
«Ночь смотрит в меня.
У ночи нет дна.
Я тихо тону. Прощай.»