Меня продуло на двухсотом километре. А в тайге уже наступала весна. Оттепель, которая властвовала здесь целую неделю, пробуждала природу от зимнего сна. Лёжа в палатке и зябко кутаясь в штормовку, я чувствовал это пробуждение. Слышал этот особенный, зыбкий аромат, видел дрожащий прозрачный воздух, чувствовал дыхание весны. Весна! Весна!
Я ел безвкусные консервы, запивал ароматным чаем, запах которого не чувствовал, смотрел горящими от температуры глазами вокруг. А вокруг всё пело.
Я любил эти зябкие и неудобные походы, без интернета и сотовой связи, любил в деревнях, где мы останавливались, смотреть на молчаливых стариков, которые разговаривали красивой полной звуков речью, сильными и густыми голосами, любил слушать их разговоры. Любил этот дикий и необузданный север, когда на сотни километров от тебя ни единой души.
Вадим тоже обожал это чувство. Иногда мы смотрели друг на друга горящими восхищением и широко распахнутыми глазами и молчали, не в силах вымолвить ни слова. Он тоже чувствовал север, реку, леса, горы. Тоже дышал, как они, и сердце его стучало вместе с сердцем севера, и так по-особенному здорово и хорошо нам делалось рядом друг с другом, что хотелось остановить это время, хотелось застыть между веками, и никогда не знать всех этих ненужных людей, что встречаются в жизни так часто, забыть навсегда своё я, и не вспоминать, что в понедельник придётся вернуться в город. Вокруг нас была такая невозможная тишина, которую, казалось невозможно разорвать, и вместе с тем, она был так зыбка и хрупка, что мы боялись вздохнуть. И тишина, и туман сливались вместе, и мы как зачарованные стояли посреди тайги, и не могли двинуться дальше.
В первые несколько дней похода мне всегда хотелось кричать от счастья. Хотелось слышать свой голос. В следующие дни моя эйфория проходила и сменялась спокойным созерцанием. Я просто наслаждался этим покоем, ловил его каждой клеточкой своего тела.
Вадик заглянул ко мне в палатку: «Согрелся?" – спросил он участливо. Я улыбнулся и кивнул. Горло действительно проходило, но меня ещё знобило, так мелко и неприятно, что хотелось вылезли наружу.
Солнце уже садилось. На севере темнеет быстро. Вадим принёс палок для костра, и через несколько минут уже трещал огонь. Завтра мы будем в горах. А пока Вадим сидел рядом со мной и обнимал так нежно и крепко за плечи, и мы смотрели на угасающий, но жаркий огонь, что казалось ничего нет, и не было, и не будет. И нас тоже нет. А мы всё-таки были.
.... через несколько дней, накануне отъезда я проснулся раньше Вадима и вылез из палатки. Я был уже здоров, бодр, но сердце щемила неприятная тоска. Мы возвращаемся в город. Сегодня. Сегодня к вечеру мы будем уже там, внизу, а на завтра я буду сидеть в универе в предписанной форме и бредить новым путешествием.
Вадим угадал моё настроение. "Не расстраивайся, Ян. Всё будет хорошо." Он снова кладёт мое руку на плечо, так уверенно и крепко, что моя тревога разом пропадает. Я смотрю в его синие, чуть насмешливые глаза и верю ему. Всё будет хорошо.